Генерал Духонин
(К 20-летию гибели)
Жертвенная смерть на своем посту верного долгу
последнего Верховного Главнокомандующего потрясает своим величием и вызывает
преклонение перед доблестью типичного русского офицера.
Старая
военная семья, Киевский кадетский корпус, Александровское военное училище,
Л.-Гв. Литовский полк и Академия Генерального Штаба воспитали и вдохновили на
честное, самоотверженное служение Н.Н. Духонина. Весь проникнутый чувством
долга, глубоко верующий в Бога, яркий патриот, влюбленный в строй и любивший
сердечно простого солдата, он нес свое служение Родине в страшные годы на
ответственнейших постах, отдавая свои дарования и энергию непрерывной работе.
Среди
нее он находил минуты, чтоб на случайных листках бумаги тут же, в штабе полка
или фронта, набросать несколько слов привета любимой жене, его неизменному другу,
поделиться с ней беглой мыслью, связанной, однако, всегда с
служебными переживаниями, которые поглощали все его существо, все досуги, всю
личную жизнь.
Они
перед нами — эти случайно уцелевшие письма, краткие, набросанные спешным
размашистым почерком. В них он искренно и открыто высказывает свои сокровенные
мысли. Суммируя их, хоть несколько беглых записей, мы познаем духовный облик
честного русского офицера, прочного своими вековыми традициями, своим ясным,
благим мировоззрением.
1915
год. Полковник Духонин командует на Галицийском фронте 165-м Луцким полком.
«Работы
много, и нет минуты, когда меня не могли бы потребовать
и я не был бы нужен: но так и должно быть на войне — на своем посту,
ответственном и важном».
«Молю
Господа, чтобы сохранил всех и сподобил всем снова увидеться и зажить мирно, но
раньше, конечно, победив; без этого невозможно вернуться и смело всем смотреть
в глаза. Мы победим; дух солдат очень хороший, офицеры отличные»…
«Как
много значит победоносный бой. Какой чудный, прямо богатырский вид у тех рот,
которые более всего пострадали, но с честью и славой вышли из боя. Я долго не
мог оторваться от 7-й роты: один восторг! молодец к молодцу! Правда, победа
окрыляет надеждой и дает уверенность в себе. Людям этим, кажется, ничего не
страшно, и их можно повести куда угодно, несмотря ни на какие трудности»…
«Часто
забывают, что это не солдаты мирного времени с хорошо развитым чувством долга;
здесь в большинстве случаев серый, простой, бесхитростный мужик, взятый от
сохи, ибо в полку у меня до 1000 ополченцев, никогда не служивших, и до 600
новобранцев. В полку есть опытные, доблестные, умные офицеры, такие, о которых
я всегда мечтал»…
«Я
строго слежу, чтобы все причитающееся безусловно
попадало в солдатский желудок. Солдату более всего нужен хлеб (без него хотя бы
до убоя корми его мясом, он будет недоволен) и солома, чтобы чисто спать. Многие
солдаты, как дети, обо всем надо заботиться самому. Не позаботишься, так и
ляжет спать ненакормленный и без соломы… Много работы
с ними. Всюду нужен свой собственный глаз, и, чтобы все наладилось и шло
гладко, необходимо, чтобы вожжи были в твердых руках».
Личная
доблесть и блестящее состояние полка дали ему выдающиеся награды — ордена Св. Георгия 4-й и 3-й ст. Рана вывела его из любимого
им строя, но позволила хоть немного передохнуть.
Весна
1916 года. Он генерал-квартирмейстер штаба юго-западного фронта.
«Боязно всходить на эту высокую и ответственную кафедру,
становиться кормчим такого гигантского корабля, каким является фронт. Нечего и
говорить, что чувствую я себя мало подготовленным к предстоящей
в высшей степени ответственной работе. Буду верить в помощь Божью, ибо незримая
рука ведет меня помимо моей воли»…
1917
год. «Работы гибель. Знаешь, а я все-таки верю в Россию… Исполняю
свой долг, как велит совесть и сознание пользы, приносимой Родине. Усталость
чувствуется сильная, как никогда. И не предвидится абсолютно никакой
возможности хоть немного передохнуть, отойти от переживаемых сильных
впечатлений. Напрягаю все усилия, чтобы бодриться и быть выносливым для той
большой работы, какую мне надо выполнять».
«Много
пришлось пережить, многое переживаю теперь, и неизвестно, что ждет впереди. А
враг не дремлет и требует неустанного к себе внимания. Распоряжения должны идти
непрерывно; их надо продумать глубоко и основательно. А так устал, так
истомился… Положительно, нет ни одной минуты. Все-таки верю, что все направится
в должное русло, но надо лишь время. Так боязно, что
противник не даст нам этого необходимого времени».
«Дела
наши находятся в тесной зависимости от настроения солдат. Оно очень капризно и
переменчиво; на него влияет все; ясно, что узда спала, а собственного разума,
воли нет. Есть недомыслие и озорство — плохие спутники истории. Вот почему в
эти исторические дни страшно за Россию: недомыслие может погубить дело; у
некоторых нет чувства долга, для них Россия — звук пустой. Свое “я” превыше
всего на свете. Масса так называемых шкурников, прежде
всего блюдущих свою драгоценную жизнь. Их не убедишь никакими доводами, ибо в
их душах животный страх и один сплошной ужас перед войной.
Все
больше в армии сторонников крайних мер; это единственный, пожалуй, способ
поправить дело, причем некоторые доводят необходимость репрессий до последнего
предела, до смертной казни включительно. Об этом
прежде всего говорят революционеры, те, что были идеалистами по натуре и
считали, что русский народ способен претворить сильные начала революции и
оздоровить страну».
Наступление
летом 1917 года. «Разруха, вселившаяся в армию, несомненно
оказала свое тлетворное влияние на успех дела. Некоторые части в разгаре боя
отказались помочь своим товарищам, и в то время, как
одни истекают кровью, другие лишь зрители. Военный министр видит все это, сознает,
но теперь поздно».
«На
плечах своих я несу огромную ношу ответственности перед своей совестью и перед
Родиной. Малейшая ошибка может иметь роковые последствия. Струна натянута до
последней степени. Вера все-таки не оставляет меня, и в этом залог и силы, и
продуктивности работы».
И,
наконец, знаменательнейшая запись в письме от 22 июля 1917 года: «Полчаса
отдыха за две недели напряженной, беспрерывной работы с 6 июля. Сейчас я
безумно занят и совершенно не знаю, что будет завтра, настолько все неопределенно
и неожиданно.
Знаю
одно, что ни при каких обстоятельствах я не потеряю своего честного имени и не
изменю долгу, хотя бы пришлось и жизнь дать».
Через
четыре месяца он — Верховный Главнокомандующий наших армий — стойко, доблестно,
стоя одиноко на своем величавом посту, — исполнил эти слова — клятву.
Да
будет же незабвенна память о нем, о светлом рыцаре в борьбе за Родину, за
чистый облик русского офицера, среди всех верных России честных русских людей.
А подвиг последнего до лихолетия Верховного Главнокомандующего — достояние
величавой истории Русской Армии.
П. Савченко
Часовой.
№ 202–203. 20 декабря 1937. С. 12–13
В раздел
«Великая (Первая Мiровая) война»
К началу Исторического раздела
